Ну, поехали!
Для начала хотелось бы выделить черным по белому: Фил и Глеб – не геи. Не спешите удивляться. Они вполне могут быть бисексуалами, и тот, и другой. Но никак не геями, и это важно – они оба слишком любят женщин. Любовь к женскому полу – главный признак их лежащей на поверхности в каноне гетеросексуальности. К мужскому полу они не имеют сексуального интереса, но не являются гомофобами и вообще крайне толерантны. Разница, конечно, есть, но все подробности ниже.
Фил Ричардс.
Итак, наш любимый Филя. Вырос с двумя отцами, искренне любит свою семью и вообще считает, что гомосексуальные отношения так же нормальны, как и гетеросексуальные. Первыми восхищается даже больше, чем вторыми, но личные предпочтения отдает последним. Приходит в неописуемый восторг, когда Быков ему вешает лапшу на уши, что якобы Романенко и Лобанов встречаются; но при виде симпатичной ему девушки и голой груди отключается мозгом и включается иной частью тела.
Морально расположен к гомосексуальным отношениям, психологическая предрасположенность в комплекте, но физическая сторона берет своё – даже при том, что Фил всю жизнь обитал в гомосексуальной среде, его безудержно тянет к женскому полу. Тут бы и прикрыть лавочку, развести руками с заключением, мол, безнадежный натурал, лечению не подлежит, ибо толерантность – не аргумент, аргументом является, простите, эрекция.
Однако в одной из серий (94я) Фил сомневается по поводу своей ориентации, в какой-то момент приходя к неутешительному выводу, что он гей. Конечно, дурака валять не надо – сериал комедийный, глубоко в психологию сценаристы не копали, просто преподнеся проблему как забавную ситуацию и решив её весьма оригинальным, но не особо убедительным способом. За что скажем им спасибо, так как от этой халатности Азазелло и будет отталкиваться в своих рассуждениях.
Если о своей ориентации задумывается подросток, эту шалость можно ему списать со счетов – время экспериментов, экзотик тайм. Фил взрослый парень, выросший в гомосексуальной среде, так что его самоанализ по этому вопросу куда более основательный… Ну, основательнее, чем приведенный нам в сериале (из разряда «бабочки, цветочки, яркая одежда, всё, я гей, хнык-хнык»). И раз Фил сам, без посторонней помощи, причислил себя к геям, значит, некий процент правды в этом есть. Кроме того, та же серия не дает однозначного ответа на вопрос: Фил рьяно упирается, что он гей, на всех непонравившихся мужиков думая: «Вдруг он просто не в моем вкусе», а в гей-клубе пошел изливать душу белому другу не потому, что его тошнит от стриптизеров, а потому что перепил. Впрочем, это могла быть очередная «остроумная» шутка сценаристов, никак не ложащаяся на образ Фила Ричардса. Фил, что, голых мужиков не видел? Видел, много, часто, каждый день, пока в Россию не приехал. Другое дело, что к этим голым мужикам он отнёсся равнодушно даже после того, как задумался о своей ориентации. Минус Филе от слэшеров, но ситуация поправима.
На поцелуй с Варей в той же серии он отреагировал бурно и неутешительно для слэшеров – реакция, не поддающаяся логике ни персонажа, ни вообще. Так что лучше над этим моментом мозг не ломать, а лишь прийти к выводу, что на события 94й серии Фил всё же больше на стороне гетеро и к гомосексуальным отношениям любого рода еще не готов. Ну, не созрел, бывает.
По этой же причине Азазелло сомневается, что до событий канона у Фила был какой-либо, даже незначительный, гомосексуальный опыт.
Глеб Романенко.
Глеб в каноне к гомосексуализму относится крайне пофигистично и даже с юмором. Не подозрителен и не мнителен на этот счет, а своих «семейных» отношений с Филом (серия 156) вообще бы не заметил без помощи Лобанова. Короче говоря, не заморачивается. И развести может беспалевно на искусственное дыхание (серия 95) и затроллить хорошенько, если того требует ситуация (серия 88). И раздеться тоже может (серия 138), что также является плюсом от слэшеров, ибо, допустим, того же голозадого Лобанова рядом с таким же Филькой представить трудно.
По мнению Азазелло, Романенко подозрительно оптимистично настроен. Во-первых, мало ли какие там у него друзья клубные, во-вторых, видел Азазелло таких троллей, если вы понимаете, о чем я.
Большего об отношении Глеба к гомосексуализму неизвестно, но в данном случае слэшерам это только на руку – додумать проще, да так, что канону противоречить не будет. Любит девушек? Активно спит с ними? Что ж, это всего лишь сказываются сексуальные предпочтения, на которые, кстати, всегда найдется своё исключение. Глеб мог «за кадром» иметь физические контакты с мужчинами, а мог и не иметь – на персонаж эти факты никак не влияют. Реакция Глеба на разгуливающего по дому голым Фила в обоих случаях нормальна (тут, думаю, каждый бы затупил), как и нормальна в обоих случаях реакция на то, что Быков назвал Романенко бисексуалом (прошу прощения, Азазелло не запомнил номер серии) – здоровое беспокойство и мысли от «Чего это вдруг?» до «Где я прокололся?!».
Конечно, думать, что Глеб опытен в этом вопросе для слэшера удобнее. А что если сюжет требует его неопытности? Как открыть Глебке новые горизонты?
Ну, во-первых, особо новыми ему эти горизонты не покажутся ввиду особенностей характера; во-вторых, из-за своей пофигистичности он вполне способен на спор, необдуманное решение, в том числе и по пьяни. То есть, на контакт может пойти легко, хоть и не факт, что охотно, а вот последствия могут быть разнообразными. И попадись легкомысленный Глебка в лапы анальному насильнику, армия гомофобов была бы пополнена, но в нашей статье речь идет о его возможных отношениях с заботливым, чутким, ответственным Филом (с очень-нежными-руками кстати), который точно плохо не сделает. А это значит…
Начало отношений.
Кто из парней являлся бы инициатором отношений наверняка утверждать невозможно, поэтому проще всё списать на случайности. Стоит помнить о сильных сторонах каждого из персонажей. Задействовать можно всё, что, так сказать, под рукой «валяется», главное уметь хвататься за предоставленные каноном детали и уметь их выжимать на максимум.
«Фил, спина болит, сделай массаж!» - с руками Фила эрекция подопытного гарантирована, а там и сюжет выглядывает.
«Филька отличный парень, и заботливей всякой бабы будет. И о беременности не соврет, и не кинет. Жаль, с ним не потрахаешься. О чем я думаю?! Хотя почему нет?» - ванильно как-то, зато реально.
«— И тут он мне говорит: «… я поднимаю её к себе в номер, она раздевается, и тут я вижу, что это не она… Это он! Но что интересно, это меня не остановило, понимаешь? А тебя, тебя бы это остановило?»(серия 87) Глеб, представляешь! Вот тебя бы это остановило?— Ну… нет.— Вот и я такой… Что?!»
Здоровые примеры госпожи случайности. Кстати, на ходу придуманные, но это не означает, что идеи Азазелло можно воровать (но написать в ЛС и обсудить исполнение заявки рекомендуется).
Итак, поскольку ни Фил, ни Глеб не заинтересованы в однополых отношениях, и на пустом месте они задумываться друг о друге как о возможном партнере не станут, лучшим толчком для развития слэша станет какая-нибудь случайность: действие, слово, мысль – что угодно. А там закрутится, завертится.
Развитие отношений.
Сами отношения наиболее всего возможны начиная с третьего сезона. Пока Фил и Глеб не начали жить вместе, им друг на друга было пофиг. Кроме того, во втором сезоне оба были озабочены девушками, пусть Глеб и освободился от отношений раньше. Это стоит учесть как при написании Established Relationship, так и просто, как факт (ну, если мы, конечно, хотим фик без ООС и AU). Хотя во втором сезоне была одна сомнительная серия (104я), где Фил и Глеб после клуба проснулись буквально друг на друге (Азазелло тогда еще подумал: «wtf?!»)…
Итак, это случилось. Сейчас каждый подумал в меру своей извращенности, но вообще-то имелась ввиду любая ситуация, давшая начало отношениям, которые теперь предстоит развивать. Как кто отреагирует на новость о своем бисексуализме?
Фил свою бисексуальность примет легко, без особых депрессий и прочего душевного терзания. Ведь он уже ранее задавался вопросом о своей ориентации, так что типичных тяжких дум вроде «как мне с этим жить и что мне с этим делать?» на него не свалится. Даже если возникнут какие-то проблемы – помогут родители.
Глеб, если в фанфике он впервые прочувствовал на себе всю прелесть (тут отчасти сарказм) однополых отношений, всё же будет переживать. Как и любой другой человек, впервые с этим столкнувшийся. Переживания долгие, алкогольные, капризные, с убеганием от разговоров… Они. Просто. Должны. Быть. По умолчанию. Самоанализ может длиться месяцами, а его развитию способствует новый опыт. Впрочем, подробное расписывание темы оставим на ангст, и только на него. В юморном фике придется как-то иначе изворачиваться, не углубляясь в «сопли».
В серьезность отношений Фила и Глеба поверить трудно, хотя бы по той причине, что Глеб, в отличие от Фила, скорее всего, будет её отрицать (первое, но долгое время уж точно). Дружба, секс – пожалуйста, любовники. Но верность и любовь до гроба – это вряд ли. Но в будущем всё может быть, вплоть до переезда в США, где с "радужной" темой, как ни крути, а всё же проще. Короче, главное обыграть. Ну и, кроме того, Глеб, когда выключает в себе бабника и настраивается серьезно, прекрасный партнер. Так что крепкое будущее за парой может быть… Наверное… Азазелло не Ванга.
Дела постельные.
Сколько бы Азазелло ни медитировал, определить актива и пассива ему не удалось. И Глеб, и Фил похожи на би-активов. В отчаянии Азазелло метнулся к своему знакомому (более сведущему в «радужной» теме), и тот справедливо их рассудил как универсалов. Во всяком случае, друг для друга, а для других они – всё те же активы. И Азазелло с ним полностью согласился, так как и сам подозревал, но уверен не был.
В любом случае, не стоит на первых порах заставлять персонажей драть друг друга в попец (если только они не под веществами, конечно). Романтичного в этом мало, поверьте, а уж если тот самый первый раз, так это вообще жесть пополам со стёбом. Петтинг – самое оно для начала отношений. Про минет даже говорить не буду: ни Глеб, ни Фил не являются фанатиками членов, чтобы с энтузиазмом нимфоманки пихать хрен за щеку, нет. Это стоит оставить на потом, как и всякие, прости господи, анулингусы.
Однако, стоит помнить про особенности персонажей: у Фила имеются его очень-нежные-руки, а Глеб поклонник ролевых игр. Всё это тоже можно интересно обыграть.
На этой прекрасной заводной ноте Азазелло обрывает своё повествование-рассуждение и ставит точку. В заключение, конечно, не помешала бы пара строк, какой-то вывод, так что попробуем собраться.
Возможность отношений между Филом и Глебом есть. Не сказать, что эта возможность велика, но она имеется. И написать слэш с ними без ООС, следовательно, тоже можно, если постараться. Так что в будущем, будем надеяться, станет больше фанфиков с этим замечательным пейрингом, в которых будут узнаваться нами любимые персонажи. Всем вдохновения, лучей добра, с вами был Азазелло, пока!
ficbook.net
Don’t you want to hold me baby,Disappointed, going crazy?Serj Tankian
Глеб не помнит когда именно переехал Семён, но помнит, что в тот день сошёл с ума. Он помнил, что лежал на кровати целый день и тупо смотрел в потолок. Ему казалось, что его предали, хотя хорошо понимал, что Лобанов должен быть счастлив с женой, а не проводить беззаботное время с другом-раздолбаем. Тогда казалось, что вот опять Семён женится, потом и до детей недалеко… А его, бедного и несчастного, совершенно забудут, словно старого плюшевого мишку. Мыслей было уйма, а желания напиться ещё больше. А ещё хотелось прокричать о своём горе на весь дом, чтобы с каждым криком всё вышло, забылось. И к вечеру воскресенья этому желанию поспособствовал Фил, который решил спросить всё ли хорошо, на что получил отрицательный ответ. Тогда он спросил, может ли он что-нибудь сделать. Глеб, ничего не сказав, дёрнул американца за руку — тот упал на него неуклюже, совершенно растерянно. Ричардс зажмурил глаза, когда его крепко обняли. А когда ему в плечо громко заорали, то он только прижался ещё плотнее, стал гладить по волосам. Он понимал, как сейчас плохо его другу, но не смог разделить с ним эту потерю, так как сам знал Лобанова от силы три месяца и не мог полностью ощутить весь спектр эмоций своего соседа. Но помочь хотелось, ведь так поступают хорошие мальчики.
Глебу нравятся красивые вещи и красивые люди. Это наверняка объясняет причину его влечения к одному американцу, который с недавних пор живёт с ним и в нём. Кожа у Фила словно фарфоровая, глаза умные, всё понимающие, голос приятный, пьянящий. Глебу даже кажется, что это вовсе не человек, а ожившая куколка, из самой дорогой и редкой коллекции, которая была прислана из Америки только для него, только для любования. «Руками не трогать!» — всенепременно бы стоило повесить такую табличку, а ещё снизу дописать: «Экспонат хрупкий и легкоранимый».
Глеб понимает, что Фил — это нечто лучше, чем Варя и Алиса, ведь точно не обманет и не убежит. Ричардс не даёт ему таких обещаний, да и он сам понимает, что может первым сдать свои позиции и, окунувшись в омут с головой, убежать с первой понравившейся девушкой, которая разобьёт ему сердце, потому что это уже стало каким-то проклятием. И тогда он опять вернётся домой, чтобы окончательно понять чего ему хочется в жизни и с кем. Он знает, что там его не будут ни в чём обвинять, а только успокоят и вернут прежнего его — гордого и уверенного в своих силах.Глеб как-то раз спросил у Фила про его отцов. Сначала Ричардс упрямился, но заметно сдал свои позиции, поддаваясь обаянию и настойчивостью соседа, поэтому пришлось. В итоге белый флаг был поднят и история про двух мужчин, один из которых был натуралом от ног до головы, тусовщиком, и раздолбаем, а другой примерным, невероятно скромным и неразобравшимся в себе, была рассказана от начала и до конца. Потом же она надолго засела в голове Романенко и заставила задуматься, найти что-то схожее и в них самих. И он, естественно, это нашёл и для себя сделал кое-какие выводы.
Глеб любит слушать песни Джима Морисона. По его мнению, это что-то драйвовое и по-настоящему романтичное и жизненное. В один день, стоило только Филу спросить, что играет у него в наушниках, как он незамедлительно уместил его рядом с собой на кровати и, всунув один наушник в ухо соседу, унёс в мир покоя и гармонии. И Ричардсу это понравилось, поэтому теперь каждый вечер он приходил в его комнату и там, под виртуозную игру на музыкальных инструментах и чарующий голос Джима Морисона, забывался и улетал куда-то далеко, в мир кайфа и свободы.
Глеб ненавидит, когда Быков особенно ярко выделяет из всех своих интернов американца. Так же ненавидит, когда Быков его хвалит и заботится о нём. В такие моменты кулаки сжимаются автоматически, а сердце с удвоенной скоростью колотится внутри, лишний раз доказывая, что оно у него есть и способно ещё что-то чувствовать. Лобанов как-то раз сказал, что это ревность. Шутка это или нет, но так оно и было — чёрная ревность, бессильная злоба. Она появлялась, стоило начальнику прикоснуться к его собственности, сказать что-нибудь похвальное и приятное его куколке — она появлялась, а потом ядовитой змеёй обвивала шею, чтобы душить и не давать глотнуть воздуха.
Глеб любит шататься по клубам, выпивать, искать себе девушку на ночь. Но один раз всё летит к чертям, после отказа пышногрудой брюнетки. Тогда пришлось просто нажраться в хлам и поехать домой. Дома его встретили как всегда тепло, но стоило лишь Филу учуять запах алкоголя, как сразу же начались нотации и причитания. Глеб не любил их слушать, поэтому сразу же заткнул поцелуем, от которого американец просто был сбит с толку. Сбит с толку, но не против. Глеб не помнит, как они очутились в его комнате, не помнит, что было потом. Зато умные глаза, изящные тонкие руки, которые расстёгивали рубашку и оголяли стройное, с фарфоровой кожей тело, запечатлелись навсегда. Он знал, что в ту ночь эта кукла теперь была в его коллекции и теперь он имеет право прикасаться к ней, но крайне осторожно и бережно, чтобы не поранить и не разбить. Утром долго говорить не пришлось, не пришлось оправдываться. Ричардс сказал, что рано или поздно это должно было произойти. Глеб же настаивал, что тот мог ему отказать, на что ему резонно ответили, что тогда бы американца взяли силой, и было бы куда неприятнее с появлением солнца смотреть в глаза. Было удивительно, что Ричардс ничего от него не требовал, не собрал вещи и не переехал. «У нас сейчас есть три выхода: первый — мы больше друг с другом не живём, избегаем, не общаемся и вообще не являемся друг другу даже знакомыми; второй — мы оставляем всё так, как оно было до этого; ну и третий, самый нереальный вариант — мы становимся парой и говорим друг другу, как давно об этом мечтали», — только это прилетело от него в то утро. Пришлось выбирать второй. Но мысли про третий не покидали.
Глеб иногда срывается. Это происходит обычно после крупных ссор с заведующим терапевтического отделения или особо тяжёлого дня. В те моменты он проклинает всех и вся: и мать, что оставила его без денег и без жилья, и Быкова, который просто раздражал своими подколками по поводу недоврача и идиотизма, даже на Лобанова, который в последнее время совсем стал одомашненным и проводил меньше времени с лучшим другом. Иногда он даже срывается и на самом Филе, безумно и жестоко вдалбливаясь в податливое тело, попутно шипя, как же он его ненавидит за то, что сделал с ним, что совершенно околдовал его. Ричардс на это не жаловался — прекрасно всё понимал, да к тому же на утро к нему приходили извиняться за содеянное и они опять становились друзьями.
Глебу нравится курить вечером на кухне, попутно наблюдая, как Фил готовит что-то вкусное. Американец тогда чертовски привлекателен: качает головой и бёдрами в такт песни из наушников, из динамика слышится голос Джима Морисона, а из уст парня подпевание. Глеб присматривается и замечает, что его плеер коварно похитили и что за такое непослушание нужно наказывать. Поэтому выбросив сигарету в окно, наплевав, что могут потом быть проблемы, подходит к парню с сзади, затем повернув лицом к себе, силой заставляет наклониться и жёстко целует, специально прикусывая губы. После такого он всегда садится обратно, делает вид, что ничего не произошло. Но ощущение во рту вкуса крепких сигарет и мятного чая опьяняют лучше коньяка Купитмана.
Глеб приводит домой очередную девушку. Он хочет, чтобы Фил не выдержал и высказал ему по этому поводу всё. Но Ричардс только приветствует даму с самой лучшей улыбкой из своего арсенала, жмёт доброжелательно руку, а потом говорит, что сегодня переночует у нового приятеля и, пожелав хорошей ночи, уходит. Глеб только бесится, но вида не показывает. Ещё больше злится, когда замечает, как Ричардс заходит в хорошем настроении в ординаторскую, тщательно скрывая шею под шарфом. Они ничего друг другу не обещали, так что никаких претензий.
Глеб знает, что имеет право владеть своей фарфоровой куколкой. Фил это знает тоже, поэтому молча соглашается, когда его зажимают в тёмных углах больницы, жадно целуют, оставляют синяки на запястьях, засосы на шее. Если так было угодно Глебу, то, пожалуйста. Ричардс понимает, что не имеет прав на любовь Глеба и, как принято хорошим и прилежным мальчикам, молчит. Его так учили. Его так воспитали.
Однажды, поздней осенней ночью, Глеб слышит совершенно тихое: «Я хочу домой». Он отрывает взгляд от книги и всматривается в стоящего у окна американца. «Ты уже дома», — отвечает, но взгляд не переводит, ему больше интересно наблюдать за тем, что будет дальше, чем читать скучную книгу. «Дом — это же там, где тебя кто-то ждёт и любит?» — Ричардс разворачивается к нему лицом и чуть-чуть наклоняет голову вбок. Серые глаза выглядят особо тускло, словно у загнанного в ловушку зверя. Это пройдет, просто дело всё в осени. «Я тебя жду», — но «люблю» не добавляет. — «Хватит себя накручивать, иди ко мне». Фил послушно ложится в постель, аккуратно прижимается к боку. Ему хочется обнять своего мучителя, поэтому вопрос застывает на приоткрывшихся губах. Глеб это видит, поэтому откладывает книгу в сторону, выключает свет прикроватной лампы и укрывает себя и американца одеялом. Длинные пальцы оглаживают его губы, затем и колючий подбородок, ключицы, шею. Глеб это любит, поэтому тут же перехватывает тонкое запястье и целует. Этого вполне хватает — на большее можно не рассчитывать. Объятия успокаивают и согревают. Объятия приказывают закрыть глаза и уснуть. Этому трудно не подчиниться и Фил потихоньку засыпает. Глеб лишь заботливо прижимает свою куколку к себе, заботливо целует в макушку. В темноте это сделать не так страшно, как днём. Глеб не любит день: день забирает у него Фила.
ficbook.net
Он лежал на диване, гипнотизировал небольшого паука, сплетшего паутину в запыленном углу, и думал о том, что их жизнь - в частности его и тех друзей, в круг которых Фил не был вхож - постыдным образом крутится вокруг банальных, примитивных привычек и рефлексий. Результат - понадобилось обзавестись привычкой не менее постыдной, чтобы избавиться от них... Глеб улыбнулся.
Первые пару раз после того самого, прошедшего под девизом: "Да здравствует Johnson's Baby - гениальный продукт компании "PROCTer and Gamble!"** он не чувствовал ничего, кроме дискомфорта, и поэтому, будучи личностью приземленной, нацеленной на физическое, начал испытывать странное чувство, словно его обманули - нагло и грубо. Пообещали небеса обетованные и бросили где-то у райских ворот, хлопнув перед носом позолоченной калиточкой. Еще и кто - наивный америкашка, которого они сами много раз обводили вокруг пальца, а то и откровенно подставляли. Он даже было задумался, что пал жертвой продуманной, гениально спланированной провокации, пока однажды вечером не залез к Филу в ванную, преследуя абсолютно искреннее желание погреться (вечер выдался холодным и некомфортным), и вот тут все случилось. Как он позже признался - у него искры в глазах плясали. Хотелось вгрызться в ванную, и он, ей Богу, вгрызся бы, не возьми его Ричардс за шею, притягивая к себе. У этого мерзавца вообще был гениальный дар все делать вовремя и предугадывать малейшие детали, в которых, как известно, кроется дьявол... Что бы это ни значило.
Паук потиранил крошечную муху, попавшую в его сети, и отполз, цинично дожидаясь ее смерти. Из кухни потянуло лазаньей - итальянским блюдом, бывшим в фаворе у американцев, а тем более в Бостоне, городе с развитой итальянской общиной... Помнится, однажды Глеб покрутил бутылочку с детским маслом в руках и произнес: "Филь, а как будет "проктолог" на английском?". "Proctologist" - растерянно ответил тот. - "А что?". "Да так, ничего" - улыбнулся Глеб. "У тебя проблемы? Ну..." - Ричардс повел бровями, словно это движение могло хоть как-то указать на предполагаемый очаг недуга. "Блин, Филя, да нет! Забудь. Повышаю свой уровень английского". "Это правильно, Глеб" - он неуклюже отпил горячий чай. - "Может, слетаем как-то в Бостон", - подмигнул. "Жду не дождусь..." - отмахнулся тот. Его пугало неизведанное. Что справедливо в ситуации, когда ты сам для себя стал одной большой задачей с двумя неизвестными. Впрочем, говорят, путешествия помогают найти себя. Может, рискнуть?
- О чем думаешь? - Ричардс стоял у изголовья в цветастом фартуке поверх серой футболки и с деревянной лопаткой в руках.
- О Бостоне. - Глебу нравилось в Филе отсутствие разного рода "муси-пуси". Он не наклоняется к нему, не лезет в лицо со слюнявыми разговорами, не обнимается, когда одному из партнеров не очень-то и хочется. Это помогает сохранить себя в крайне нестандартной ситуации. Деталь. Мелочь. А приятно.
- Неужели?! - он расцвел.
- Да, да. Только обещай, никакого Альфонсо... Или Барлонсо... Или как его там!
- Алонсо.
- Мне интересна американская Италия, но только без этого гения поцелуев.
- Глеб, - Фил забавно наклонил голову и стал похож на глазастую сову, рассматривающую мышку с высоты своего дупла, - я никогда не променяю гения ревности на гения поцелуя. Это, как бы так выразиться, мой личный мазохизм.
- Э-э?! Я не ревную! - забухтел Романеко и наткнулся на глаза - умные, в чем-то даже слишком. - Ладно, черт с тобой, - фыркнул парень, - ревную. И я не шучу, - Глеб приподнялся, - никакого Альфонсо!
- Алонсо... Окей, договорились. Хотя, если честно, я хотел вас познакомить... - и если бы хоть один человек в их гребаной больнице знал эту лукавую улыбку! Но нет же. Ричардс интурист, Ричардс американец, Ричардс простак...
- А ну, иди сюда!
Фила настигли на кухне, пригвоздили к холодильнику и безжалостно зацеловали. Глеб делал так постоянно. Это его маленькая месть - за тот самый, знаковый поцелуй. Кроме того, он все еще снизу, поэтому найти способ показать, кто в доме хозяин, стало для интерна делом чести. По этой же причине моменты, когда приходилось "сдаваться" и, поворачиваясь к Ричардсу спиной, чувствовать, как он прижимается всем телом и мягко давит вниз, к полу, все еще были неловкими. Вот только все то, что следовало после, стоило всех неловкостей в мире.
Они, конечно же, обзавелись лубрикантами, а также презервативами (с ними лучше по многим параметрам), и теперь те призывно валялись по всей квартире. Отсутствие Семена упрощало жизнь в разы. Только ему об этом никто не говорил, и парни, сговорившись, наперебой жаловались своему женатому другу, как опустела без него квартира, как потеряла смысл их холостяцкая жизнь. Незадачливый Сема верил, абсолютно искренне считая, что нет ни малейшего повода усомниться в этом. Что же они, гомики какие, получать удовольствие от жизни вдвоем? Чем больше парней, тем лучше, так ведь?..
- Так, Фил... Так... Не останавливайся... - выложенный плиткой пол обжигал холодом. Глеб беспомощно хватался за него, где-то на задворках мысли радуясь, что Фил достаточно большой, чтобы удержать его, прижать к полу и не дать скинуть себя, когда он начнет выгибаться в приступе наваждения. Глебу почему-то казалось, что именно это и должно случиться. По этой же причине он все еще не решался сменить позу и повернуться к Филу лицом, в сомнениях гадая: как он будет выглядеть, когда, задыхаясь, начнет царапать другу спину?.. Он постоянно требовал, чтобы тот раздевался перед соитием. Снимал футболку, рубашку - что там на нем было. А затем - одна большая пропасть, немой восторг, когда Ричардс не спеша (да, именно не спеша, даже если секунду назад они буквально сдирали друг с друга одежду) прижимается к нему жарким, гладким телом и шепчет то самое, ставшее паролем, "расслабься"...
Глеб ухватился за ножку стола, чувствуя надвигающийся оргазм. Фил начал что-то бормотать на английском, и это был хороший знак. Значит, и он практически у финиша. Еще немного, и случиться то, что и должно - мир сузиться, сожмется, исчезнет... Поблекнет, чтобы взорваться в их головах миллионами красок.
Ричардс сжал бледные бедра - больно, в чем-то безжалостно. И в такие моменты его даже жалко, потому что американец - последний человек, который причинит кому-то боль, но от этого крышу сносит еще больше. Значит - ему хорошо. Хорошо так, что он теряется, забывается, становится одной большой задачей с двумя неизвестными... "Боюсь, Филя, Бостон нам не поможет..." - пронеслось у Глеба в голове, и он вздрогнул - секунд на пять позже, чем его друг, - отпустил наконец-то стол, опершись на две руки, и почувствовал слабый поцелуй между лопаток...
Парни быстро убрались, заметая следы "преступления" (Романенко небрежно вытирал пол и думал, что надо будет сводить Фила на ту самую набережную), собрали разбросанную одежду, почти аккуратно сложили ее на стул и стали готовиться к лазанье, которую Фил, к счастью, успел приготовить еще до того. Они не чистоплюи, просто практика показывает: много им не надо - пару вот таких раз, и квартира превратиться в заваленную хламом берлогу двух безнадежных холостяков.
Глеб развалился на стуле, чуть съехав вниз. Его ноги перегородили пол кухни, которая и без того отличалась... хроническим гипофизарным нанизмом***. Фил снисходительно переступал через них, накрывая на стол. Он молчал, зная, что Глеб, во-первых, из принципа не возьмется ему помогать, а во-вторых, он обязательно ответит, что Ричардс, мол, сам виноват в таком его состоянии, поэтому пусть молчит и работает. И Ричардс, собственно, был не против. Глеб демонстративно прикрыл глаза рукой, словно приходил в чувства - он знал, что друга это развлекает.
Идиллию нарушил звонок в дверь. Парни переглянулись и тут же просканировали кухню на предмет компрометирующих баночек. Нашелся лишь лубрикант и тут же, в спешке, был закинут куда-то на холодильник. Фил пошел к двери, а Глеб - рванул в зал, рассовывая слишком личное по всем шкафчикам и тумбочкам, которых у них было аж целых одна.
- Эм... Семен?.. Ты чего... С Олей поссорился? - от этой фразы, донесшейся из прихожей, у Глеба вспотели ладошки.
- Почему сразу поссорился? Нет! Пришел к вам в гости. Вот, пивка купил! Посидим по-нашему, по-пацанскому, как в старые добрые времена!
- Да-а... - только и выдавил из себя Фил.
- Ну ты чего?! Впустишь меня или как? Давай, открывай двери, поди не голый!
Вариантов у Фила осталось немного, особенно если учесть, что Сему он знал, как облупленного, и знал, что впустить его нужно сейчас и незамедлительно. Заморское лицо, просунутое в дверной проем, приобрело выражение обреченности. Интерн распахнул дверь и сделал пару шагов назад, позволяя гостю пройти. Гость не торопился.
- Так ты это... И есть раздетый. - Семен прирос к порогу. По его мимике было видно, как интенсивно он соображает в этот момент. - Постой, так вы того... - у Фила замерло сердце. - Опять телом дышите, да! - этот человек патологически не в состоянии принять реальность, если она отличается от его личных шаблонов. Он широко заулыбался и ступил в квартиру: - Глебка, ну где ты там, голый сорванец?! - начал он нескладно ерничать. - Давай, давай, выходи не стесняйся, чего я там не видел? Я на скоряке, знаешь, всякого насмотрелся! - примирение с женой пошло ему на пользу, потому что предыдущая реакция была менее радужная.
Глеб неловко вынырнул из общей комнаты.
- Чего прячешься? Да, я не согласен с такой методикой, - он по привычке развел рукой, - но если тебе нравится, так ради бога!
Глеб перевел взгляд на Фила, задержал его на секунду и решительно посмотрел на Лобанова, краем глаза замечая, как американец в панике открыл рот, чтобы перебить его...
- Сема, мы ничем не дышим. Мы - геи, и десять минут назад мы трахались в кухне на полу.
Семен замер. Молча показал в сторону друга указательным пальцем и... согнулся в три погибели, давясь от смеха. Бутылки противно звенели в пакете. Он поставил их на пол, оперся о стену, обнимая себя за живот.
- Блин, Романыч, ты юморист! Вот это розыгрыш! Молодцы, мужики! Не, я вот так и подумал, что ты всей этой фигней америкоской точно заниматься не будешь! Короче, хватит. Одевайтесь и - на кухню! Дорогу помните, да? - он закатился новым приступом гогота.
- А наши вещи там же, на кухне... - Фил выглядел слегка онемевшим.
- Так чего стоишь, Филимон? Давай, пойдем! Чего такой испуганный?
- Нет-нет, ничего... Как хорошо, что у тебя такое... тонкое чувство юмора. - Он повернулся и посмотрел через плечо на Глеба, идущего за ними. Стоило рассердиться на него за подобные выкрутасы, но все, что он смог - это сделать удивленные глаза и картинно закатить их, мол: "Почти попались!"
Глеб был спокоен. Он снисходительно улыбнулся и пожал плечами, как бы говоря: "Не в этой жизни. Не с этим другом". А про себя отметил: "В следующий раз нужно будет все же стонать потише..."
_______________________________________________________
1* Fine - конец (итал.)2** На самом деле масло "Johnson's baby" не является продуктом компании "Procter&Gamble", просто Глеб об этом не знал :)3*** Гипофизарный нанизм - карликовость, лилипутизм.
ficbook.net
C Лобановым и Ричардсом. Выкурил пачки две сигарет, жадно затягиваясь так, что шкварчащий кончик за раз съедал по сантиметру табака. Выел почти всю закуску, вспомнил практически все маты, выученные за прожитые годы, прокричал их с балкона; после чего, на пару с Семеном, исполнил "Демобилизацию" и пару раз громко срыгнул, получив одобрительную похвалу от своего товарища с армейским прошлым. Он бы и первую попавшуюся девку на улице словил - чтобы привести домой и взять прямо там, на кухонном столе, перед самым носом у этой наглой морды с ухмыляющимися серыми глазами. С этими гребаными серыми глазами! Глеб никогда не замечал таких самых у других парней... Да их и не бывает. Вот разве - у этого буржуя, с его буржуйскими генами!
Что же он сидит почти трезвый? Когда он научился так ловко пропускать "заходы"? Обычно напивается самым первым, а тут его даже не повело. Лишь смотрит молчаливо. Подводит ситуацию к грани, когда Лобанов наконец-то заметит неладное и начнет расспросы. Только не будет этого. Лобанов не заметит, он уже пьян и невменяем. Он не видит, что Глеб прижат к стенке, загнан в ловушку, пойман с поличным и... ничего не может сделать, потому что - репутация. Потому что жаловаться некому. Он неволей стал "невоином" - тем самым, который один в поле. Его ловко обвели вокруг пальца и выставили не в лучшем свете (пусть всего лишь перед самим собой). И Ричардс, довольный котяра, не горит желанием накваситься лишь только потому, что наслаждается созерцанием ничтожного Романенко, как наслаждался этим сегодня, до прихода Семы, доказывая абсолютно абсурдные, несусветные вещи...
- Да, я повелся! - вскрикнул Глеб, резко подняв голову, которая мирно покоилась на его ладонях. - А что такое?! А я не ожидал подвоха! Понятно... - продолжал он пьяный бред, мямля слова, словно с кашей во рту. - Понятно тебе? - ткнул он пальцем в сторону Фила.
- Ты чего, Романыч? - Семен поднял заплывшие глаза.
- Я чего? Ты у этого буржуя спроси, чего это он.
- Чего это ты? - Лобанов медленно повернул тяжелую голову к Ричардсу.
- Я ничего. А он чего? - и это был самый искренний вопрос за последние тридцать секунд.
- Ты чего? - он не спеша повернулся к Глебу.
- Да вы достали! "Чегошники"! Идиоты! Дай я вылезу! - он пнул Лобанова по ноге и выбрался из-за стола.
- Эй, Глебка, ты обиделся?.. - Семен попытался встать, но тут же увальнем плюхнуться на прежнее место.
- Я могу ошибаться, но по-моему, Глеб не смог пережить того факта, что русские недалеко ушли от этих, цитирую: "буржуев". - Попытка Фила изречь сие как можно язвительнее провалилась с треском. Американец помрачнел. Нехорошее предчувствие подсказывало ему, что желая восстановить свое собственное самолюбие, он очень круто проехался по чужому.
- В смысле русские недалеко ушли? - пьяный Лобанов тщетно старался вникнуть в ситуацию.
- В прямом смысле, - кинул он небрежно, вытягивая шею: - Глеб, ты куда?! Глеб! - Фил выскочил из-за стола и рванул в коридор, но входная дверь закрылась быстрее, чем он смог разглядеть хоть что-то, в частности - надел ли тот хотя бы куртку. Ричардс уткнулся лбом о косяк и глубоко вздохнул. - Постойте-ка... - Он подскочил к вешалке и начал перебирать висевшую на ней верхнюю одежду: - Oh, great! Пошел раздетым!
Интерн сел на дермантиновый пуфик, соображая, как поступить дальше. В одиночку он Глеба домой не затащит, даже если прямо сейчас пустится вдогонку. Тот напился, обиделся и, очевидно, разозлился. Вероятнее всего, возврат блудного сына закончится потасовкой, в которой опять придется получать по лицу. Значит, остается уповать на многочисленных друзей Романенко и на дождь, который льет уже минут пятнадцать, а значит обязательно "загонит" его к кому-то в гости. Раздался звонок. Фил вскочил, распахивая дверь со скоростью света под радостное: "Глеб!"
- Привет, Фил.
- Оля? А чего ты пришла?
- Разве Семен не предупредил, что я приду? - из-за влажной погоды ее курчавые волосы наэлектризовались и забавно растрепались в разные стороны.
- Нет, не предупредил, - ответил Фил и тут же радостно добавил: - Я у мамы вместо веника!
- Чего?
- Вместо веника, - простодушно повторил американец.
- Фил, это не является комплиментом в России, и даже шуткой. Не говори такого никому!
- Ой, правда? Прости. Я действительно не знал...
- Ничего. И не вместо веника, а вместо швабры. - Она попыталась заглянуть ему через плечо: - Так а где Сёма?
- Эмм... - опасливый взгляд в сторону кухни и виноватый на Олю.
- Понятно, - поджала она губы.
Семена выволакивали из квартиры не долго, минут тридцать. Решившая, что после примирения это ее священный долг и обязанность - доставить мужа домой в любом виде, Оля настояла на своем, вызвала такси и погрузила в него супруга. Зачем он решил наклюкаться, зная, что надо будет возвращаться к жене - вопрос, ответ на который она выпытает у него завтра. А пока:
- Спасибо, Фил, - поблагодарила девушка и хлопнула дверцей машины. Та тронулась с места и направилась к выезду на главную дорогу.
- Тебе спасибо, - тихо ответил Фил, провожая взглядом забрызганный грязью бампер. Ему определенно хотелось побыть одному, и как-то не очень - терпеть рядом с собой пьяный организм Семена. Надо было напиться со всеми заодно и не выпендриваться. А вот теперь... Немного мерзко на душе. Мерзко и пусто. И Глебу не позвонишь, потому что телефон остался в кармане куртки - он пиликал уже раза три, оповещая о том, что некая "Ксюша-большие-сиськи" настойчиво требует аудиенции.
Убирать на кухне Ричардс не стал - не до того. Открыл окна, выключил во всей квартире свет и пошел спать. Никакого душа - стянул верхнюю одежду и в трусах завалился в кровать. Тишина. Покой. Глеб не пропадет. У него столько друзей - можно не волноваться. Оля забрала Лобанова в абсолютно невменяемом состоянии, значит - перемирие. Причем настоящее. Значит, Семен съедет с квартиры и она будет в их полном распоряжении. Они тоже помирятся, забудут все эти глупости, перестанут устраивать идиотские провокации. А то ведь тут любой скажет: оголтели парни, распоясались дальше некуда. Пора брать себя в руки, заканчивать страдать ерундой и начинать доверять друг другу - без необоснованных подозрений... Филу пора заканчивать. Депрессивный интурист - что может быть хуже? А завтра он обязательно извинится перед Глебом за свое поведение.
Он уснул. Эмоциональные качели вымотали до предела. Ночь была свежей, как оно и случается после дождя. Стрелки часов показывали пятнадцать минут третьего.
- Вставай! - раздалось где-то справа. - Вставай, морда буржуйская!
Кровать что-то ударило, и она вздрогнула. Фил открыл сонные глаза, увидев шатающуюся фигуру Глеба, одетую все в ту же футболку, только теперь уже грязную и заляпанную. Свет в прихожей горел, слабо освещая и спальню.
- Глеб? Ты в порядке? - он подался вперед, будучи готовым в любую минуту кинуться на помощь другу.
- В порядке ли я? Я в полном отрыве, Филя! У меня все ништяк! Кроме того факта, что ты тут недавно позволил себе лишнего! Видел я твою хитрую мину сегодня... Решил поиграть со мной?! - он помахал перед собой бутылкой, в которой плескалась темная жидкость.
"Как в дешевых мелодрамах", - иронично подумал Фил.
- Ты что думаешь, что можешь вот так просто лезть ко мне? - он икнул, и Ричардс закатил глаза. - Ты... Педик! Жертва тяжелого детства! Папы-пиндосы внушили тебе, что пидарасами можно делать всех вокруг?! - он притих: - Нет-нет... - подошел ближе, наклоняя лицо на уровень лица Фила, - они внушили тебе, что это надо делать.
- Глеб, не говори так... Дело совершенно в другом... - было точно видно, как блестят его глаза. Романенко, оказывается, умеет крайне виртуозно наплевать в душу.
- Постой-ка, постой-ка... Молчи. - Он поставил на пол бутылку, чуть не "поцеловав" лицом ковер. - А может, мне нужно раздеться? Тебе же нравится? Ты, извращенец! Расскажешь потом своим папашам?
- Не смей трогать моих пап! - Фил вскочил с кровати и толкнул его в грудь.
- Сейчас... - шатаясь, Глеб стащил с себя футболку и впритык подошел к американцу, - вот теперь можешь трогать. Вот здесь. Толкни меня в грудь... Давай. Спроси меня, нравится ли мне. А потом пойди и разбуди Лобаныча, чтобы все ему рассказать. - Он скривил презрительную ухмылку. Фил отвернулся.
- Перестань. Оденься. И иди спать. Ты пьян и очень не прав, Глеб. Я обязательно извинюсь, когда ты протрезвеешь.
- Я еще не скоро протрезвею, понимаешь? У меня форс-мажорное обстоятельство... И я хочу извинений. Сейчас! Что мне сделать для этого, снять штаны? - он взял Фила за руку и положил себе на грудь, - потрогай. Нравится? Теперь я заслужил извинений?
- Ты... балованный, испорченный мальчишка! Инфант!
- Ого, вот это словарный запас у иностранца! - некрасивая, пьяная улыбка исказила его лицо.
- Отпусти мою руку! - Фил попытался вырваться. Первым на ногах не удержался Романенко, потянув за собой вниз и друга. Они плюхнулись на пол, и, следуя лучшим традициям жанра, Ричардс оказался сверху.
Глеб, лежащий на животе, поднял голову, пытаясь неуклюже повернуть ее:
- Как вы это делаете, а? - шептал он. - С вазелином, говоришь... Как два животных, соревнующихся силой? Без наигранности и слащавости, чтобы тела блестели от пота...
- Молчи. - Фил действительно вспотел. Страшно захотелось пить.
- А давай мы поговорим чуть громче, чтобы проснулся Лобанов и застукал нас. Вот веселье будет! А потом Лобанов...
- Глеб... Глеб! Нет Лобанова. Ушел он. Оля забрала. - Его сердце выпрыгивало из груди. - Мы одни дома. Уймись.
Романенко умолк. Замер, прислушиваясь к звукам в квартире. По ней гуляла тишина. Такой привычный лобановский храп содрогал сегодня стены где-то в другом месте. Интерн задрожал, как дрожит человек, внезапно получивший то, за чем пришел...
- Уймись... - шепотом повторил Фил, чье сердцебиение уже, казалось, задавало ритм и сердцебиению Глеба. Он наклонил голову чуть ниже к его волосам и осторожно вдохнул. Мягкая рука, с теми самыми нежными пальцами, несмело опустилась вниз и проникла под живот, отодвигая резинку штанов. Остановилась, с трепетом ожидая реакции. Ее не последовало.
Американец молчал. Словно молчание способно сокрыть преступление. Словно слова способны нарушить инкогнито, а голос - главная улика и Глеб не должен его вспомнить, когда протрезвеет. Фил - подлец. Фил - преступник... Не думать об этом, не думать... Штаны стянуты совсем вниз, ягодицы слишком близко. Соленое от пота тело дурманит сильнее алкоголя. Кажется, в нем смешались запахи всего города, так и не сумевшего удержать Глеба от возвращения домой. Глеба, который по-прежнему дрожит. Который на грани того, чтобы крикнуть: "Стоп!", но почему-то не делает этого.
Ричардс отказывается вдаваться в подробности. Он входит.
Глеб напрягается и сжимает кулаки, пытаясь ухватиться за короткие ворсинки старого ковра. Больно. Да, больно - толчок за толчком. Фил по-прежнему боится говорить и даже дышать, но шумное дыхание вырывается из груди, когда он уже полностью внутри, чувствуя мгновенно погорячевшую спину под своим животом. Глеб постанывает - еле слышно, прерывисто, глотая собственные всхлипы. Фил ритмично двигается и так же ритмично дышит. Абсолютно точно спешит, как если он чуть помедлит - то друг вырвется из-под него и снова убежит в промозглую ночь. Так не должно быть, но он не может по-другому. Это катастрофа, это беда... Толчок за толчком, всхлип за всхлипом. Ричардс знает, как Глеб пьет кофе, как забрасывает мелочь в автомат и опирается о него одной рукой, расслаблено ожидая, пока стаканчик наполнится кофеином. Знает, как он любит вразвалочку ходить по отделению, как порой панибратски здоровается с пациентами, курит с Лобановым, перечит Быкову... Теперь Ричардс знает, как он стонет... Американец снова зарывается лицом в спутанные волосы, после пары резких фрикций вздрагивает и произносит еле слышное: "Глеб...". Прислушивается к его ощущениям, ждет таких же вздрагиваний, стонов... Их не будет. Их не будет - очнись.
Фил выходит.
Медленно, аккуратно. Пытаясь наверстать откинутую впопыхах нежность. Глеб лишь громко выдыхает и продолжает лежать уткнувшись лицом в ковер. Нет, он не спит и не в отключке - Ричардс знает это точно. Американец встает и смотрит на него сверху вниз. Открывает рот, чтобы что-то сказать, но, кажется, все языки, ему известные, стали чужими и непонятными. Он закрывает лицо рукой и медленно проводит ею вниз, стряхивая пот и наваждение. У Глеба на ягодицах сперма. Фил тянет с кровати тонкое одеяло и накрывает его. Ссутулившись идет в ванную. Пустота. Бессилие... Что теперь будет?
ficbook.net
Фил не изменил своей привычке и тогда, когда мы стали жить втроём, просто он стал немного сдержаннее её проявлять. Либо когда Семёна не было дома, либо когда он спал, либо когда играл, мой сожитель продолжал расхаживать по квартире без ничего. А по вечерам мне так вообще можно было уходить из комнаты и ждать, пока он уснёт, на кухне. Иначе я был вынужден лицезреть его достоинство каждую минуту.Проблема в том, что со временем я привык, и мне начало это нравиться. То, что он голый ходит, в смысле. Глаза как-то сами опускались в область его паха, и иногда задерживались там чересчур долго. Я как будто терял контроль над собой. Не знаю, замечал ли он это. Сначала я не придавал этому особого значения, но опять же, со временем мой интерес к нему рос. Я начал незаметно рассматривать остальные участки его тела, которые, по моему мнению, были очень даже неплохи. Не знаю, когда у него проявился аналогичный интерес ко мне, но проявился он точно.
Это произошло два месяца назад, ночью. Я проснулся от сигнализации, орущей на улице, обматерил её на чем свет стоит и отправился на кухню попить воды. Ну как отправился… В дверном проёме я столкнулся с Филом. Столкнулся в буквальном смысле этого слова. Было темно, поэтому никто и не думал, что сосед по комнате не спит. Дверь была открыта, я почти вошёл в проём, и Фил в это время сделал то же самое, но с другой стороны. Спросонья и от неожиданности я дёрнулся и сделал шаг назад, опёршись на стену, а Фил, похоже, шаг вперёд. Всё это произошло так быстро, что я толком и не понял ничего. Опомнился только тогда, когда стоял возле этой самой стены, а рядом – Фил, причём, очень близко. «Чёрт, опять голый» - пронеслось тогда в моей голове. Я не знаю, почему он тогда не отошёл, почему моё дыхание сбилось, почему мне захотелось прикоснуться к нему. Я не помню, кто первый полез за поцелуем, но скорее всего он. В ту ночь у нас ничего не было, кроме поцелуя, но тем не менее она изменила всё. Всю мою жизнь изменила сигнализация, которая пропищала не минутой раньше, не минутой позже, а именно в тот момент.
С тех пор жизнь стала и счастливее и труднее одновременно. Счастливее из-за Фила, а труднее, потому надо было это скрывать. На работе ещё куда ни шло – мы справлялись, а дома… Лобанов и так не упускал случая подколоть нас, а если бы заметил что-то подозрительное в нашем поведении, вообще жизни не дал бы. Мы пытались вести себя, как раньше, по-обычному, но когда Лобанова не было дома…
Когда Семён оставался дежурить, шёл на свидание, или встречался с друзьями, у нас с Филом были воистину великолепные вечера. Мы могли заниматься сексом весь вечер или ночь, а могли просто разговаривать, обнявшись. Могли пить, целоваться, смотреть телек, держась за руки, да мы могли всё. Мне ни с кем не было так хорошо, как с ним, все проблемы уходили на второй план, когда он был рядом.
В тот вечер, две недели назад, Семён пришёл домой злой и рано. Мы вообще не ожидали, что он вернётся раньше полуночи, и дверь в свою комнату не закрывали. Ничего не предвещало беды: мы лежали на кровати, страстно целуясь, по ходу избавляя друг друга от одежды.- Твою мать… что это? – неожиданно раздался за спиной громкий шёпот Лобанова.Я оторвался от губ Фила и с испугом посмотрел в его глаза, не решаясь обернуться к разъярённому Сёме.- Закрой дверь, пожалуйста, - я смог сказать только это и то, опустив глаза, и ни разу на него не посмотрев.На этот раз отпираться было бессмысленно. Здесь не просто голые сидим, что можно хоть как-то объяснить, здесь всё максимально понятно. Он громко хлопнул дверью, матерясь:- Я тебе устрою, педрила американская! Там мужиков мало, ты сюда, сука, приехал? – раздавалось на всю квартиру. - Извини, Глеб, - сказал тогда Фил расстроенно.- Ты что? – постарался улыбнуться я. – Ты не виноват. А Сёме мы всё объясним.
Не объяснили. Он орал так, что, казалось, сейчас потрескаются стёкла. Орал, что с Филом «и так всё было понятно с самого начала, а от меня, своего друга, и вообще столько лет вместе, он такого не ожидал». После того скандала мы не разговариваем уже вторую неделю. Он не съезжает. Наверное, потому что нет денег. А мы не съезжаем, потому что мне он дорог. Мы действительно много дружим, и я не хочу потерять эту дружбу. Но и от отношений с Филом я отказаться не могу.Замкнутый круг.
ficbook.net
— Твоя же, — усмехнулся Глеб и, тоже обратив внимание на монетку, резко изменился в лице.
Лобанова беспокойство отпустило и тот начал довольно ржать, давясь табачным дымом и не сводя победного взгляда с занервничавшего друга.
— Смейся, смейся, — чуть обиженным тоном ответил Глеб, выдыхая дым и кидая бычок в урну, — а деньги мои.
— Лучше б мне долг простил, чем так напрягаться, — Семён поднял мелочь и сунул обратно в карман.
— Нет, Сёмка. Тридцать тысяч лишними не будут, — резонно заметил Романенко, поднялся с места и пошел работать.
— Заднеприводны-ы-ый, — проулюлюкал ему вслед довольный, как нажравшийся сметаны кот, Лобанов.
***
Ночное дежурство Фила не задалось. Он смертельно хотел спать, так как дежурил уже третью ночь подряд, но спокойно отдохнуть ему не давали — Глеб и Варя то и дело прикалывались над ним, да так, что у Ричардса сердце в пятки падало. Первый раз он им еще простил, но после второго, в ходе которого пострадала его обувь, интерн обозлился на коллег, и сколько бы ни порхала над ним Черноус в попытке извиниться, Фил особо ей не верил, а лишь вынашивал план неминуемой мести. Месть состоялась в процедурной, и Фил остался ей крайне доволен, как недоволен остался Романенко, хорошенько приложившись затылком об пол и до кучи разбив нос. Пока Глеб ворчал, сокрушаясь над полученными травмами, а на душе у Фила порхали бабочки, Варя нервно топталась на месте, то и дело запуская руку в карман халата, и словно чего-то ждала.
То, что произошло далее, Фил ну никак не ожидал. Метнувшись спасать «потерявшего сознание» Глеба, он оказался вовлечен в процесс «углубленного» искусственного дыхания. Процесс этот продлился недолго, и ошарашенный Фил, отскочив от Романенко, заорал:
— Глеб, ты чего?! — в его голове никак не укладывался развод Глеба.
— Ну, а че теряться-то, Филька? — расплылся в ехидной улыбочке Романенко, приподнимаясь на локти. — Тебя ж девушка бросила. Ну как тебе, ковбой?
— Варя?! — внимание Фила переключилось на девушку, что торопливо прятала в карман мобильный телефон и щенячьим взглядом смотрела в ответ.
— А… Я тут ни при чем, Фил, честно! — запинаясь, мотала головой Черноус. — Сама… в шоке…
Не найдя поддержки и с её стороны, угрюмо всхлипнувший Фил под смешки Глеба удалился в ординаторскую, где совершенно случайно его ждал на столе пузырь. Недолго думая над одиночеством водки, Ричардс решился его скрасить, чтобы затем вновь отрубиться, на этот раз уже до утра.
Тем временем в процедурной Черноус пыталась себе отпустить очередную ложь.
— Всё-таки это как-то жестоко, — пробурчала, упирая глазки в пол, Варя.
— Ага, — фыркнул Глеб, отстраненным взглядом смотря куда-то в сторону и утираясь после поцелуя. — Себе-то хоть не ври, Варечка.
Варечка отчего-то смертельно боялась, что кто-нибудь из её коллег узнает о её увлечении слэшем и гей-клубами. О первом знал только Глеб, поэтому теперь благодарно принимал из её рук свой мобильный телефон с запечатленным на нём компроматом, о втором догадывался Фил. Зато Фил не догадывался, что Лобанов и Романенко в курсе его недавнего пребывания там с Варей, что Романенко сам периодически туда заруливает, и что кое-кто из местных друзей мажорика и брякнул Глебу на телефон, узрев в компании вроде как его бывшей обворожительного американца, и тем самым сдал Фила с потрохами. И совсем никто не догадывался, что Семён гомофоб не на пустой почве, но это уже другая история.
А Варя кое о чем догадывалась, но боялась спросить у Глеба. Только фотку попросила ей перекинуть.
***
— Ну как ночка?
— Лучше не бывает.
Семён и Глеб стояли у аппарата с кофе. Быков еще не пришел на работу и не успел испортить обоим настроение. Глеб улыбался, вспоминая свой звонок другу (ответ был ну очень громкий!), а Лобанов улыбался просто потому, что у него было всё отлично, хоть и не без дозы ночного адреналина.
— А у тебя как? — в ответ поинтересовался Семён, отпивая бодрящее.
Глеб в ответ на вопрос нырнул в карман и с улыбкой во все тридцать два потряс гаджетом перед самым носом Лобанова.
— Охренеть, ты это сделал! — вылупился тот и еще с минуту разглядывал кривую фотографию.
— Как америкашка? — добавил он, возвращая телефон владельцу.
— В шоке был. Ухлопался потом, — Романенко хихикнул и, приблизившись к Семёну, самозабвенно прошептал: — Тридцать тысяч, Сёма!
— Да хрен тебе! — оскалился Лобанов, явно не желая расставаться с несуществующими деньгами. — А вдруг вы сговорились? Он же из этих!
— Так, я чего-то не понял, Лобаныч, — вмиг посерьезнел Глеб и угрюмо отпил свой кофе. — Ты проиграл. Раскошеливайся. И он не из этих… — чуть тише добавил он.
— Угу, — поджал губы Семён и захлопал глазками, делая вид, что якобы поверил.
Романенко вздохнул, уже думая, как бы доказать другу, что он его не обманул, а честно снизошел до поцелуя с американцем.
— Лаааадно, — протянул он, уходя в ординаторскую.
***
Позже, уже после того, как Быков на них проорался, Семён с Глебом сидели в курилке. Романенко уже было хотел позвать единственного свидетеля, как из-за угла вырулил помятый Фил и, скрестив на груди руки, встал в позу перед Глебом. Парни, оторвавшись от сигарет, выжидающе на него уставились.
— Глеб, нам нужно срочно поговорить! — тон, не допускающий возражений.
— Что, прям сейчас? — Глеб не собирался никуда идти и умиротворенно выпустил дымовое колечко.
— Да.
Глеб развел руками, мол, начинай. Семён навострил уши.
— Наедине, — добавил Фил, бросая осторожный взгляд на Лобанова.
Тот только еще внимательнее на него уставился. Внимательнее и серьезнее, как будто уже приготовился услышать то, что его гарантированно выведет из себя.
— О чем, Филька? — от заикания Ричардса спас Глеб всё с тем же равнодушным тоном, через который, однако, отчетливо проскальзывали насмешливые нотки.
— Ты сам знаешь! — упирался Фил.
— Нет.
— Глеб, хватит притворяться! О том, что было ночью!
— Так-так, — насторожился Лобанов.
— Понятия не имею, о чем ты, Фил, — усмехнулся Романенко, переводя многозначительный взгляд на Семёна. — Если тебя мучают эротические сны с моим участием, мне об этом знать необязательно.
Фил распахнул рот, сделал большие глаза и явно собрался возмутиться, но, снова посмотрев на мрачного Семёна, передумал и молча удалился. Глеб, не моргая, выразительно уставился на друга.
— С долгом можешь не торопиться, так и быть, — бесцветно бросил он.
— Козел! — раздосадовано рыкнул Лобанов, бросая в урну бычок. Тот, как назло, отскочил и приземлился на пол.
Глеб, не удержавшись, громко рассмеялся.
ficbook.net
Фил Ричардс – врач-венеролог, бывший интерн Быкова.
Андрей Евгеньевич Быков – хороший терапевт, заведующий отделением терапии.
Глеб Романенко – друг Фила и врач в отделении терапии.
Семён Лобанов – друг Фила и врач отделения травмотологии.
Иван Натанович Купитман – врач-венерлог, начальник Фила и заведующий отделением венерологии.
Действие первое
Утро. 8.30. Кабинет доктора Фила Ричардса. Входит Андрей Евгеньевич Быков, держа в руках лист плотной бумаги. Кидает на стол и, с присущим ему картавым голосом и хамоватой манерой общения, начинает разговор.
Быков: Ну что, Филька? Умудрился ты всё-таки блеснуть своим демократическим умишкой на конференции. Нааа, держи!
Фил (искренне улыбаясь и беря в руки брошенный на стол лист): Доброе утро, Андрей Евгеньевич.
Быков: Да какое же оно доброе, Филька. С утра всё настроение испортил.
Фил: Могли бы хоть раз порадоваться за меня, Андрей Евгеньевич.
Быков: Ты кто? Спортсмен нашей сборной, чтобы радоваться за твою филькину грамоту?
Хохочет над своими словами и выходит из кабинета. Раздосадованный привычным поведением своего бывшего руководителя, Фил Ричардс любуется полученным презентом. Затем встаёт и выходит вместе с ней к Глебу Романенко в отделение терапии. Глеб стоит возле поста и пьет кофе из кружки. Рядом никого нет.
Фил: Глеб, привет. Как дела?
Глеб: Да, знаешь что-то не очень. Быков с утра словно зверь. Чё орёт? (пожимает плечами и отхлёбывает кофе). А ты чего пришёл? Надоело срамные места разглядывать? В родные пенаты потянуло?
Фил (широко улыбается и показывает другу грамоту): А я вот. Получил. Отлично, да, Глеб? Никогда не думал, что простой доклад по венерологии в институте, может принести что-то подобное. Классно. Только почему-то мне её Быков принёс. Странно.
Глеб: Аааа, так вот чего он такой злой с утра. Это получается, он на меня из-за тебя наехал? Дай, что ль посмотрю твою Филькину грамоту. Надо же знать, за что я сегодня в роли отбивной груши. Ну, всё (увидел приближающегося заведующего и протянул обратно грамоту), мне пора. Не дай бог снова получу (уходит).
К Филу подходит старшая медсестра Рита.
Рита: Фил, а ты чего с утра у нас? Привет.
Фил: Хотел поделиться радостью.
Рита: О, что это? (берет в руки грамоту) Что это еще за филькина грамота?
Фил недовольно хмыкает, вырывает из рук свой приз и идет к Лобанову на первый этаж. Семён спит на кушетке после ночной смены. Фил будит своего друга. Вид у него усталый, проступила щетина на щеках, и появились круги под глазами. Срывается на разбудившего его Фила.
Лобанов: Чё те надо, Фил?! Я всю ночь не спал!
Фил: Я хотел просто показать…
Лобанов (берет из рук лист бумаги и рвёт на две части): Всё! Иди давай отсюда! (машет на него рукой и вновь заваливается на бок)
Фил: Семён, что ты наделал? Это же… Это…
Фил Ричардс стоит посреди своего кабинета и печально смотрит на, порванную на две части, свою грамоту. Входит Купитамн Иван Натанович. Смотрит на своего подчиненного и, замечая озадаченный вид, спрашивает.
Купитман: Фил, что с тобой?
Фил (нахмурив брови, указывает жестом головы): Вот.
Купитман: Ах, это. Не обращай внимания. Это просто филькина грамота.
Фил (возмущенно): Иван Натанович, хотя бы вы так не называйте её.
Купитман: Фил! Это обычный развод. Это Быков!
Фил (удивлённо): Что?
Купитман (берет со стола половинки грамоты и тычет ими в Фила): Смотри. Что написано на печати?
Фил: «Клуб выскочек и ботаников»? Но зачем ему это надо?
Купитман (разводит руками): Настроение у него хорошее с утра. Кстати, ты не прохлаждайся, сейчас к тебе на осмотр бригада придёт. Так что прекращай нюни распускать и принимайся за работу. (Выходит из кабинета)
Фил ругается на своем родном языке, бросает грамоту в урну и надевает перчатки.
ficbook.net
